В 1893-1894 годах по проекту Павла Алиша была построена хлебопекарня с печами, оборудованными паровыми трубами, месильными машинами и механическими прессами. Позже были пристроены еще печи.
Белое отштукатуренное кирпичное здание в разное время перестраивалось, но характерный Кренгольму стиль угадывается. В глаза сразу бросаются арочные окна, ниши и карнизы, характерные для кренгольмских построек. Кстати, в здании до сих пор занимаются выпечкой хлебобулочных изделий.
Выпечка хлеба на Кренгольме началась уже за год до начала постройки пекарни, а через год после завершения её строительства начали печь и булку. Фабричный хлеб обходился кренгольмским рабочим в пару раз дешевле, чем купленный в городе, восьмифунтовая буханка обходилась рабочим в 10 копеек. Для сравнения, бутылка пива стоила 5-8 копеек, а литр молока 5 копеек. Ежемесячная норма хлеба для рабочего составляла 32 фунта или примерно 13 килограммов. На Кренгольме рабочим продавали хлеб, а позже и булку, и в обращении были свои монеты, которые назывались хлебными деньгами. В то время не было ничего необычного в выплате заработной платы едой.
Выпечка хлеба была остановлена из-за немецкой оккупации в марте 1918 года, а возобновилась только после окончания Освободительной войны. Сийна, главная героиня романа известного эстонского писателя Владимира Бикмана «Нарвский водопад», жила на Кренгольме и о приходе немцев в 1918 году вспоминает так:
«Когда в тот день я /…/ спешила домой, я пережила сильный испуг. Я шла по Кренгольмскому проспекту со стороны станции. Наш чудной школьный домик из трех обрубков остался слева позади. /…/ Я торопливо шагала мимо казарм, слева стояли корявые стволы деревьев, которые казались особенно серыми на весеннем солнце, справа сквозь нежную листву липы просматривались кирпичные стены новых трехэтажных казарм.» (Это те самые новые казармы, которые мы рассматривали раньше.)
«В этот момент у меня появилось тревожное ощущение, что что-то не так. Я задумалась, что же это может быть? Означает ли это какую-то опасность? Здания по-прежнему стояли на своих местах, людей видно не было. Ну что? И тут я поняла. Обычно при ветре со стороны реки именно здесь, между казармами, задерживался запах свежего хлеба, доносившийся из пекарни. Хлеба много пекли и много ели, поэтому этот вкуснейший запах в мире никогда здесь не исчезал. Теперь было по-другому, пустой воздух без запаха казался пресно чистым. Это было похоже на расчищенную и открытую рыночную площадь рядом с улицей Уускюла, потому что там немцы не пускали хуторян на городской рынок. Живем в чистоте и строгости, как немцы, злобно подумала я и поспешила дальше.»
